Калмыкия Тур

Про лошадей и большие скачки

Отрывок из книги Санджи Балыкова «Девичья честь» стр. 85-93, посвященный конным скачкам, выдержке и подготовке лошадей согласно древним ойрат-калмыцким народным традициям.

Санджи Балыков «Девичья честь»

Глава 6

Сальский округ — единственное в мире лошадиное царство. По просторной его равнине — Задонской степи, богатой тучными пастбищами, на расстоянии десятков верст друг от друга, разбросаны сотни экономий-кошар донских частных коннозаводчиков, на участках которых вольно пасутся тысячные табуны.

Нигде в мире не водится в такой численности, в таком приволье и, в то же время, умело содержащихся, столько прекрасных лошадей, как в Задонских степях Сальского, Калмыцкого округа Донского Казачества.

Коневоды, фанатики-лошадники из русских, казаков и калмыков с любовью, знанием и упорством, зачастую рискуя разориться на покупках дорогих производителей, за сотни лет вывели великолепный от кавалерийской и легкоповозочной лошади, сильной, легкой и красивой.

Начальным ядром этого лошадиного царства послужили былые калмыцкие табуны, пригнанные из глубины Зюнгарии в приволжские степи.

Когда прекратилось вольное кочевье калмыков, когда их разбили на станицы с юртовыми границами и прикрепили к земле, табуны эти постепенно перешли в руки казачьей старшины. Но вечно служилая и бесшабашная казачья старшина, в свою очередь, стала беднеть и запускать коннозаводство. Задонские табуны стали постепенно переходить в руки хозяйственных русских пришельцев, предприимчивых казаков, которые с коневодством сумели сочетать и овцеводство, и скотоводство, и земледелие.

Ныне, в 1917 году, эти коннозаводства принадлежали приблизительно на одну четверть калмыкам, сумевшим удержать свои коневодческие хозяйства, наполовину — казакам, а все остальное принадлежало русским и украинцам.

Но кому бы табун ни принадлежал, его разведение, уход и содержание во все времена неизменно находились в руках калмыков. Только в их руках возможен был и тот размах, и тот способ коневодства, какие были здесь.

В Чепраках, центре Сальского округа, происходили ежегодные скачки в течение целого месяца. На эти скачки десятки сальских коннозаводчиков приводят сотню лошадей, питомцев степи, детей лучших производителей не только всероссийского, но часто и мировых ипподромов, для испытания сил и резвости, для отбора и дальнейшего улучшения породы донских лошадей.

Любители конного спорта — калмыки из окрестных станиц и коннозаводства массами съезжаются на эти скачки. В жизни захолустного Чепрака август — самое оживленное время.

Бадне, Зиндме и Цецене удалось организовать группу из молодой калмыцкой интеллигенции для поездки к дербетам с намеченными ими целями. Когда эта группа впервые съехалась на сборный пункт в Чепраках, скачки еще продолжались.

Гвоздем дня, когда группа шумной и веселой компанией пришла на скачки, был заезд на шесть верст на большой приз сезона в 1000 рублей. На этот заезд были записаны три знаменитости местного ипподрома: рослый, могучий, горячий, как лес, рыжий «Садко», братьев Боковых; спокойный, малорослый, но точно из глины вылепленный и степным ветром, и солнцем высушенный, крепконогий, известный ровным и неутомимым бегом «Дик» — Супрунова; испещрённый яблоками серый красавец, злой и норовистый, но сильный и энергичный «Имп» братьев Лисицких.

Все три жеребца были четырехлетки, призовики, здесь не знавшие до сих пор поражений. В такой комбинации они шли впервые, и заезд вызывал шумный интерес у публики. Мнения знатоков на это разделились. Большинство стояло за «Садко», но многие надеялись и на «Дика», сына знаменитого «Дикрана», ожидая от него обыкновенного его стремительного финиша. Были и такие, которые стояли и за «Импа», который несомненно вырвет старт и, если не занесется и не закинется, может заставить соперников в первом же кругу сдать все силы.

Но в афише стояло и четвертое имя. То была вороная кобылица «Мацедония» Пурпе Цагакова. Ни сама «Мацедония», ни ее владелец никому не были известны.

Вот ударил первый звонок. В группах, там и сям разбросанных по конюшням владельцев, начали седлать очередных лошадей, жокеи и ездоки побежали к трибуне, к судейским весам — на взвешивание. Через пять минут раздался второй звонок.

Ездоки, сев на скакунов, выехали на круг, кто в сопровождении взволнованного тренера, кто самого беспокойного владельца, кто ведомые под уздцы конюшенными мальчиками.

Когда красивый мальчик-кавказец Кантемиров, известный скакун по кличке «князь», в черном сатиновом камзоле с голубыми рукавами, в голубом картузе выехал на темпераментном «Садко» и, открывая дыхание лошади, проскакал по прямой в обратную сторону, публика шумно аплодировала.

Смуглый, ряболицый, длинноносый хохол Арсений Шевчук, в розовом камзоле, с белыми рукавами, в розовом картузе, шагом выехал на спокойном, аккуратно сложенном, чало-рыжем «Дике» и, взяв с места в легкий посыл, проскакал за «Садко», вызывая восхищение у своих сторонников.

За ним, горячась и танцуя, едва удерживаемый под уздцы двумя конюшенными мальчиками, выходил на круг «Имп». Маленький, темнолицый и узкоглазый Пурвеш, его всегдашний наездник, ласково трепал жеребца по шее и успокаивал. Экстерьерно, безукоризненно сложенный, с развитыми, тугими переливающимися мускулами под тонкой кожей, «Имп» всегда во всех заездах умел вырывать старт и на две-три версты не знал поражений. Сегодня ему впервые предстояла борьба на шесть верст. Знатоки возлагали надежды и на него.

Это начинался четвертый заезд. Августовское солнце было уже на западе, но было еще жарко. Квасники, лимонадники и мороженщики бойко торговали. Переполненная и пестрая трибуна гудела шмелиным ульем и возбужденно гомонила. По обе стороны от трибуны, вдоль круга, чернело море людей, подвод, автомобилей, оседланных коней. Военная и полувоенная одежда калмыков и казаков преобладала в публике. Оркестр играл веселый и бодрящий марш.

Группа калмыцкой молодежи, около десятка человек миловидных и разбитных барышень, гимназистов и студентов сидела на верхней площадке трибуны и с интересом ждала появления лошади Цагакова. Все наперебой спрашивали Бадню — есть ли шансы хоть на третье место.

Вдруг по трибуне и по ограде ее прокатилась волна всеобщего смеха: на круг выезжал маленький черненький калмычок — Карпо Абушинов, в одноцветном темно-синем камзоле, в плохо сшитом синем картузе, на исхудалой, плохо вычищенной, длиннохвостой, на один глаз слепой вороной кобылице. Эго и была «Мацедония». Ее Пурве Цагаков давно желал испробовать с русскими скаковыми лошадьми, не взирая на протест Бадни, который стыдился выводить эту кобылицу на круг, перед многочисленной публикой.

«Македония» вяло вышла на круг, с опущенной головой и сонным глазом, подталкиваемая шенкелями смущенного ездока. Она лениво прошагала вдоль трибуны, прямо направляясь к старту. Рядом с нею шагал рослый, плечистый, смуглолицый Пурве Цагаков, в белом чесучовом бешмете и тёмно-синем картузе.

Когда «Мацедония» проходила перед публикой, со всех сторон неслись возгласы:

— Кунак, из косилки кобылу выпряг?

— Что стоит шкура, кунак?

— Эх, Карпо, Карпо! Накормить бы кобылу надо!

— Ты, кунак, шило возьми! Хлыстом не проймешь!

Видя, как его отец и его лошадь подвергаются насмешкам публики, Бадня не выдержал. Он спустился с трибуны, протискался к отцу и о чем-то возбужденно с ним заговорил. Когда он вернулся обратно к своей группе, которая тоже была смущена неблестящим видом калмыцкой лошади, Зиндмя не утерпела и спросила:

— Зачем это твой старик пускает эту кобылу с такими лошадьми?

Бадня, чтобы все кругом слышали, умышленно громко и по-русски отвечал:

— Мы, господа, присутствуем сейчас на состязании двух систем выдержки лошадей. Кобыла эта выдержана по старинному калмыцкому способу, для скачки на дальнее расстояние. Кормили ее вдоволь сеном и овсом. Каждое утро купали ее в холодной воде, через день делали резвые пробеги, и не на версту, не на две, а на восемь, на десять. От такой выдержки лошадь постепенно сохнет, уменьшает пищу и в последние дни перед скачкой почти ничего не ест. Тут начинают поить ее не водой, а крепким калмыцким чаем. К этому времени у лошади в мясе и мускулах не остается ни грамма жира; остается он только вокруг внутренних органов — вокруг почек, селезенки, в сальнике. Такая лошадь уже может, не уставая, скакать целый день, на 40-50 верст. Когда нужно было совершать молниеносные набеги, конные полки Чингис-хана так выдерживали лошадей и появлялись неожиданно там, где их никто не ожидал! В последнюю ночь перед скачкой лошадь беспрерывно водят и не дают ей спать. Теперь она в каком-то сонном оцепенении. Отец мой говорит, что «Мацедония» может развеселиться и разойтись только к концу скачки, на 5-й, на 6-й версте. Он очень жалеет, что заезд всего на 6 верст. Он опасается, что соперники «Мацедонии», как исключительно сильные лошади, не вполне выдохнутся, а она не успеет во всю разойтись. Мой отец говорит, что, если бы скачка была хоть на восемь верст, то заложил бы все наше хозяйство за свою кобылу и не сомневался бы в выигрыше! Так что публика, по-моему, рано развеселилась! Не забывайте, господа, «смеется хорошо тот, кто смеется последним»!

Возбужденный Бадня, блестя глазами, выкрикнул последнюю фразу по-французски.

— Интересно, интересно! — послышались вокруг голоса из публики. На Бадню и всю калмыцкую группу направили лорнеты и бинокли.

Между тем стартер, небольшого роста, горбоносый, смуглолицый человек в белом кителе и синих диагоналевых узких рейтузах, известный спортсмен Ларион Филиппович Корольков, на скачках промотавший значительное коневодство, выровнял у кольца лошадей и, уловив момент, с криком «Пошел!», опустил флаг. В ту же секунду ударил колокол, и группа рванулась вперед.

Старт вырвал и скачку повел «Имп»; за ним, в хвост ему пошел, сильно сдерживаемый, рвущийся «Садко»; корпуса на три от него пошел «Дик»; последней, отстав сразу корпусов на пять, пошла «Мацедония».

Выйдя на противоположную прямую, «Садко» и «Имп» поменялись местами, и «Садко» начал быстро уходить от группы. Первые две версты (один круг) скачка закончилась так: далеко вперед, корпусов на сорок, красиво играя головой, шумно раздувая широкие ноздри, шел «Садко». Нельзя было понять, умышленно ли ездок так уходит вперед, чтобы оставить компанию за флагом, или разозленный могучий жеребец просто уносит малосильного «князя». За ним, вместе, шли «Имп» и «Дик», а позади них, корпусов на десять, вяло перебирала ногами, как будто уже усталая, «Мацедония».

На третьей версте, вызывая шумные возгласы у публики, «Садко» ушел еще дальше, явно грозя оставить партнеров за флагом (100 саженей), что отдавало бы ему весь приз, без дележа со вторым и третьим. «Имп», между тем уступил второе место «Дику», а «Мацедония» шла уже в хвосте «Импа».

К концу четвертой версты, перед самой шумящей трибуной, «Мацедония» обошла «Импа» и стала медленно приближаться к «Дику»; ноги ее уже двигались быстрее, броски стали энергичнее. Публика с удивлением видела, что все лошади мокры и дышат с шумным храпом, а «Мацедония» была суха, и не слышно было ее дыхания.

Публика еще более удивилась и зашумела, когда на пятой версте, «Мацедония» вдруг промелькнула мимо «Дика» по над канатом и, таким образом, заняла второе место, «Садко» был далеко впереди и все ещё несся в руках.

На шестой версте Карпо взял «Мацедонию» в беспощадный хлыст. На глазах гудящей публики расстояние между нею и «Садко» стало быстро сокращаться, «Садко» был уже в пяти саженях от призового столба, когда бешено финиширующая «Мацедония», под оглушительный рев и аплодисменты публики, догнала его и поравнялась с ним. Растерявшийся «князь» дал посыл, хлыст Карпо щелкал и свистел по «Мацедонии», которая вытянув морду, меж линий передних ног, выпрямила весь корпус по горизонтальной линии. Только удар колокола и промелькнувший призовой столб спасли «Садко» от наглядного поражения. Фотографический снимок показал, что только на полголовы «Садко» обыграл «Мацедонию». Но публика всецело осталась под впечатлением победы калмыцкой лошади.

Возбужденный владелец «Мацедонии» — «Первешка», как его окрестила тут же публика, подошел к трибуне и закричал:

— Господин Боков! Ставлю 500 рублей и вызываю вашего «Садко»… Давайте продолжим скачку еще на одну версту!

На вызов никто не отозвался. Только публика зашумела и захлопала в ладоши.

— Вот видите? — говорил торжествующий Бадня, обращаясь к соседу, незнакомому русскому. — Это и есть калмыцкая тренировка лошади! Ваши скачки на версту, редко на 4-5 верст, пустяки: такие скачки не выявляют истинной силы и выносливости лошади, не развивают ни сердца, ни легких ее. А эти качества должны передаваться потомству и улучшать породу. Выдержка ваших скаковых лошадей направлена только к тому, чтобы лошадь с максимальной резвостью пробежала версту-две и принесла хозяину приз и славу, тогда как истинная цель скачек, это — путем испытания силы, резвости и выносливости отбирать лучших производителей. Вот моя «Мацедония» показала, что все ее органы отвечают требованиям лучшей матки. А раньше, когда она принадлежала Провальскому заводу и участвовала в скачках — ни разу не заняла платного места. Ее забраковали и продали!

— Да, ваш старик теперь может хорошую цену взять за свою кобылу. Видите, вон уже Супрунов осматривает ее. Это такой лошадник, что может отвалить цену! — отвечал незнакомый сосед Бадне.

— Вы думаете, что мой старик теперь продаст свою кобылу? Это он сочтет за кощунство. Он сам теперь, небось, думает: вот бы купить «Садко» и случить его с «Мацедонией», а с приплодом лет через пять заявиться сюда!

— Бадня! Идемте же, уже пять часов, пора начать заседание. Сегодня нам нужно всем собраться, сговориться, организоваться. Завтра уже некогда, поезд идет, рано утром, — обратилась к Бадне Цеценя.

С веселыми лицами, шумные и радостные, перекидываясь веселыми шутками на русско-калмыцком языке, уходили молодые калмыки и калмычки со скачек, направляясь пешком в станицу.

Балыков Санджи Басанович «Девичья честь»

Отрывок оцифровал ойрат-калмыцкий просветитель Манджиев Виктор Сарангович, администратор группы «Центр по развитию калмыцкого языка»